Айзек Азимов - Осколок Вселенной [Песчинка в небе]

Арвардан вспомнил, как звали девушку. Пола Шект.

Как же он мог забыть? Арвардан сердился так, как будто его надули. Память сыграла с ним шутку, упрятав подальше фамилию девушки, а теперь уже поздно.

Но в глубине души он был рад.

Глава четырнадцатая

Вторая встреча

За два месяца, прошедшие с того дня, как шектовский синапсатор испробовали на Джозефе Шварце, физик сильно изменился. Не внешне – разве что еще чуть-чуть ссутулился и похудел. Изменилось его поведение – он стал отрешенным и боязливым, замкнулся в себе, избегал даже своих коллег и так неохотно выходил из этого состояния, что и слепой бы заметил. Только Поле изливал он душу, может быть, потому, что и она стала какой-то замкнутой в эти последние месяцы.

– Они за мной следят, – говорил он. – Я чувствую. Знаешь, что это за чувство? В институте недавно провели перестановку штатов и убрали как раз тех, кого я любил и кому доверял. Я ни минуты не бываю один – всегда кто-то рядом. Даже отчеты мне не дают писать.

Пола то сочувствовала ему, то смеялась над ним, повторяя:

– Да что у них есть против тебя? Пусть даже ты произвел эксперимент над Шварцем. Подумаешь, какое преступление. Тебя вызвали бы на ковер, вот и все.

Но Шект, похудевший, желтый, настаивал:

– Они не позволят мне жить. Мои Шестьдесят приближаются, и мне не позволят жить.

– После всего, что ты сделал? Чепуха!

– Я слишком много знаю, Пола, а они не верят мне.

– Что ты можешь знать?

В ту ночь он слишком устал, он жаждал снять с себя это бремя – и рассказал ей все. Сначала Пола не поверила, потом застыла на стуле, оцепенев от ужаса.

Назавтра она позвонила по общественному коммутатору с другого конца города в Дом правительства и, говоря через платок, спросила доктора Арвардана. Его не было в городе. Предполагали, что он в Бонэре, в шести тысячах миль от Чики. Впрочем, он не так уж строго придерживается своего маршрута. Да, его ожидают в Чике, но когда – точно неизвестно. Может быть, она оставит свои координаты? Они попробуют выяснить.

Пола отключилась и прижалась щекой к стеклянному колпаку, испытывая благодарность за то, что он холодный. В глазах стояли невыплаканные слезы разочарования.

Дура. Вот дура!

Он ей помог, а она наговорила ему горьких слов и прогнала его. Он навлек на себя нейрокнут – хорошо, что не хуже, защищая достоинство несчастной земляночки перед чужаком, и вот как она ему отплатила. Сто кредиток, которые она тогда отослала в Дом правительства, вернулись к ней без комментариев. У Полы был порыв найти его и извиниться, но она побоялась. Дом правительства существовал только для чужаков, как же она может явиться туда? Она и видела-то этот дом только издали.

Но теперь она бы пошла хоть во дворец самого прокуратора.

Только один Арвардан может помочь им. Чужак, умеющий говорить с землянами, как с равными. Она даже не догадывалась, что он чужак, пока он сам не сказал. Он такой внушительный и так уверен в себе. Он наверняка подскажет, что надо делать.

Должен же хоть кто-то знать выход из этой ситуации, иначе вся Галактика погибнет.

Конечно, многие чужаки это заслужили, но ведь, не все же? Как же женщины, дети, больные, старики? Как же добрые, хорошие люди? Такие, как Арвардан? Те, кто никогда и не слыхивал о Земле? Они ведь тоже люди. Такая страшная месть потопит какую угодно правоту (хотя дело Земли и правое) в море крови и гниющей плоти.

И вдруг, откуда ни возьмись, позвонил сам Арвардан.

– Не могу я ему это сказать, – сокрушался доктор Шект.

– Ты должен, – свирепо сказала Пола.

– Здесь? Это погубит нас обоих.

– Тогда где-нибудь еще. Предоставь это мне.

Ее сердце пело, как безумное, несомненно оттого, что представилась возможность спасти несметные мириады человеческих жизней. Она вспомнила широкую белозубую улыбку Арвардана. Вспомнила, как он заставил полковника императорской армии склонить голову и принести извинения ей, землянке, а она была вольна простить или не простить его!

Бел Арвардан может все!

Арвардан всего этого знать, конечно, не мог. В поведении Шекта он усмотрел лишь необъяснимую резкость и грубость, с которой сталкивался повсюду на Земле.

В приемной внезапно обезлюдевшего учреждения он чувствовал себя нежеланным гостем, это раздражало.

Он старательно подбирал слова:

– Я не стал бы беспокоить вас своим визитом, доктор, если бы не профессиональный интерес к вашему синапсатору. Мне говорили, что вы, не в пример многим землянам, не питаете вражды к иномирцам.

Должно быть, он неудачно выразился – доктор Шект так и подскочил.

– Кто бы вам это ни говорил, он ошибается, приписывая мне какую-то особенную любовь к инопланетянам. Я ко всем отношусь одинаково. Я землянин…

Арвардан сжал губы и стал смотреть в сторону.

– Поймите, доктор Арвардан, – торопливо зашептал физик, – я сожалею, если показался вам грубым, но я действительно не могу…

– Я все понимаю, – холодно ответил археолог, хотя не понимал ровным счетом ничего. – Всего хорошего, доктор.

– У меня столько работы… – слабо улыбнулся Шект.

– Я тоже очень занят, доктор Шект.

Арвардан пошел к выходу, злясь на все племя землян и невольно вспоминая эпитеты, принятые в его родном мире. И пословицы: «Вежливость на Земле – все равно что сушь в океане», «Землянин все тебе отдаст, что ему самому не нужно».

Он уже протянул руку к фотоэлементу, открывавшему входную дверь, как сзади послышались торопливые шаги, ему предостерегающе прошипели что-то на ухо и сунули в руку клочок бумаги. Когда Арвардан обернулся, никого уже не было, лишь мелькнуло вдали что-то красное.

Он сел в свою взятую напрокат машину и лишь тогда развернул бумажку. На ней было нацарапано: «В восемь вечера спросите, как проехать к Игорному дому. Убедитесь, что за вами не следят».

Арвардан свирепо нахмурился и перечел записку раз пять подряд, а потом стал рассматривать ее, точно ожидая, что на ней проявятся невидимые чернила. Он невольно оглянулся назад. Улица была пуста. Арвардан хотел выкинуть записку в окно, но передумал и сунул ее в жилетный карман.

Одно несомненно: если бы вечер у Арвардана был бы хоть чем-то занят, тут бы делу и конец, как, скорее всего, и нескольким триллионам людей. Но, как выяснилось, делать Арвардану было нечего. Кроме того, его очень интересовало, кто же прислал ему записку. Неужели?..

В восемь часов вечера он влился в медленный поток машин, едущий по серпантину в одном направлении. Прохожий, у которого он спросил дорогу, подозрительно уставился на него (видно, никто из землян не свободен от этого всеобъемлющего чувства) и коротко сказал: